Устал...
Сказка о Москве
Когда-то, давным-давно, когда забияка-Рим был уже не раз бит, Старик Ур уже покоился в песках, ну а красавец Византий еще не успел обрядиться в чалму и назваться Стамбулом, невдалеке от братьев Владимира и Суздаля, на за много верст от старшего братца Киева, у самых земель окраинных, среди холмов лесистых, родилась красавица-Москва. Пока она росла, напал на братьев и сестер ее, которые давно уже в ссоре были и цапались друг с другом, враг восточный, сосед кочевой, Сараем потом прозвавшийся. И каждый из детей русских стал сам за себя, даже находясь в плену у Сарая старался возвыситься над остальными, стать первым в «клетке». А те, кто избежали участи пленников – не спешили помочь родственникам. Кто трусил, а кто, как братец Новгород, с другим ворогом схлестнулся, со свиньей железной, с запада иноземного пришедшей.
Долго ли, коротко ли, но пришел к Москве человечек и молвил:
- Краса-красавица, княгиня, помоги мне, объедини братьев и сестер своих, вместе одолеете вражину басурманскую!
Задумалась Москва, стала кликать сестриц-красавиц, да братьев - добрых молодцев. Кто откликнулся, кто нет, но собрались родственники, от мала до велика, уши навострили и слушают, что Москва им скажет:
- Братья и сестры мои! Рязань удалая и Новгород великий, Владимир святой и Псков окраинный! Долго нам под игом Сараевым ходить? Должно ли детям русским перед басурманом пресмыкаться? Доколе?
Зароптали все, согласились с Москвою, девицей юной.
И те, кто не убоялся, пошли за ней, на поле (где куликов было видимо-невидимо), плюнули все вместе в глаз Сараю, надавали пинков да подзатыльников – басурман и сбежал, хвост поджав, только пятки босые и сверкают в степи! Не раз он возвращался с местью страшной, в доспехах новых, но не смог он погасить огонь, зажженный в сердце молодой Москвы, ставшей девой-воительницей. И вот, в битве последней, на реке угревой, Сарай даже напасть убоялся и сбежал за земли окраинные.
И стала тогда Москва царить над всеми детьми русскими, мудро и справедливо, но порой самодурственно. И пришел к ней еще один человечек со взглядом острым, потомок того, первого.
- Москва-царица – ты прекрасна! Ты третья после Рима! - молвил он, целую её белую рученьку. Но в глазах его не было любви – лишь жестокость да жажда власти. Грозен был он – привел Москве в полон сестер ее восточных, Казань с Астраханью и заставил Москву в одежды алые облачиться.
Года прошли, ушел грозный человечек за моря, но и после него не было покоя Москве, кошмары мучили ее: и лжецы-самозванцы, и самодуры, и мошкора ляховская. Лишь когда выгнала она смуту всю из сердца своего, лишь тогда она смогла вздохнуть спокойно.
Неспешно потянулись лета, то ссора мелкая, то соль закончилась, то снова сестриц да братцев вражок хилый обижает.
Пришел как к Москве человечек росточку великого, в платье европейское обряженный и молвит:
- Москва! Будь императрицей!
Отказалась Москва, не хотела взор свой на Запад каменный да железный направлять. Обиделся на нее человечек и ушел, сказав напоследок:
- Пока будут мои потомки – не быть тебе главной среди детей русских!
Не обратила внимания на слова эти Москва, не обеспокоилась и аукнулась Москве ее беспечность. Проснулась как-то утром Москва и осознала – что не царица она боле, братец ее младшенький, Петербургом прозванный, императорствовать стал, и к нему теперь взгляды братцев да сестриц обращены. Опечалилась Москва, впала в состояние сонное да апатичное, ушла отдел государственных да научных.
Но слава о ней была так велика, что даже годами позже, когда совсем уже Москва обленилась и осунулась, брат иноземный, Париж французский решил заковать в оковы красавицу русскую. Отказала ему Москва с прежней горячностью, за что и поплатилась. Кинулась сама она в пламя пожаров, чтобы не дошло то пожарище до прочих сестер и братьев, дабы не пострадали они как братец Смоленск. И с этот час смертный, миг последний, вырвал ее из огня человечек небольшой да старенький, с глазом одним, но зато умом дерзким, которого и на двоих сполна будет! Извинился он перед Москвою, за жертву ее ненапрасную и пошел подзатыльнику Парижу отвешивать, забияке французскому.
Долго ли, коротко ли, но излечилась Москва от ожогов черных да страшных, вновь облачилась в платье дворянское.
Лета да зимы летели мимо, да все незаметно, но весть внезапно дошла до Москвы – побит был братец Петербург деревней необразованной – очки разбили, чернила разлили, перья гусиные скомкали и в ухо плюнули.
И пришел к Москве человечек маленький да картавенький, лысенький да с бородкой.
- Москва златоглавая, не быть тебе царицей, так будь всех пролетариев (Во слово-то мудреное!) столицей!
Переодели Москву в одежды рабочие да красную звезду на чело водрузили, а на плечо алый серп с молотом нарисовали.
Семь весен минуло, ушел человечек мудрый за моря, пришел другой, с усами, все трубкой пых-пых! А одежды Москвы все багравели с ним на глазах!
Но вот, когда никто не видал, не слышал и не унюхивал, хулиган-Берлин, немецкий плохиш, захотел поближе с Москвою пообщаться, подвиг Парижа повторит, закабалить красавицу алую в гарем многозвучный да темный. Многих братьев и сестер Москвы он убил и покалечил, морил братца Петербурга (в годы те отзывавшегося на прозвище в честь человечка лысенького да мудренького данное) голодом лютым. И лишь с помощью братика Сталинграда, стоявшего в битве пока не захлебнулся враг кровью своей черной, воспрянула Москва, не покорная и гордая. Освободила сначала земли русские, затем сестер западных: Варшаву и Прагу с Братиславой, и многих-многих других. А затем человечек с трубкой разрубил брата Берлина на две части – одну Москве в дар оставил, вторую одолжил братьям Лондону да Вашингтону, в минуту трудную в стороне не оставшимся. Победа была, великая победа, тяжелая, но заслуженная!
Но ушел за моря усатый человечек и Москва погрустнела. Никто теперь не мог понять ее, и пусть теперь ей жилось хорошо, но скучно. Прошли года, идеи лысенького пропали (даже прозвище у братца Петербурга пропало!) и Москва с грустью упрятала алое платьице подальше в шкаф. Братец Петербург, уже не претендуя на власть, добавил к имени приставку Санкт- и снова уткнулся в книги да сериалы про ментов и бандитов борзых.
Москва, занявшись делами купеческими, золотник свой обогатила, с Вашингтоном заморским милуясь.
И не было бы беды, да несчастье подстерегло. Киев-братец, старшенький да глупенький, и так уже сам по себе жил не тужил, так еще пожировать решил, подговорил братца горного Тбилиси забиякой стать, напасть на братца махонького Сухуми, пока остальные власть имеющие на празднике у братца китайского играются. Вздохнула Москва, видно снова девой-воительницей ей заделаться придется, в доспехи боевые облачится. Не усвоили еще другие дети мира уроки – с Москвою-раскрасавицей шутки плохи. А кто не понял, да с мечом пришел – пусть от него и погибнет. Так было, есть и будет! Азмъ есть Истина русская!
Вот и летописи краткой конец, а кто осилил… Ну, мои соболезнования.
04.03.09
Когда-то, давным-давно, когда забияка-Рим был уже не раз бит, Старик Ур уже покоился в песках, ну а красавец Византий еще не успел обрядиться в чалму и назваться Стамбулом, невдалеке от братьев Владимира и Суздаля, на за много верст от старшего братца Киева, у самых земель окраинных, среди холмов лесистых, родилась красавица-Москва. Пока она росла, напал на братьев и сестер ее, которые давно уже в ссоре были и цапались друг с другом, враг восточный, сосед кочевой, Сараем потом прозвавшийся. И каждый из детей русских стал сам за себя, даже находясь в плену у Сарая старался возвыситься над остальными, стать первым в «клетке». А те, кто избежали участи пленников – не спешили помочь родственникам. Кто трусил, а кто, как братец Новгород, с другим ворогом схлестнулся, со свиньей железной, с запада иноземного пришедшей.
Долго ли, коротко ли, но пришел к Москве человечек и молвил:
- Краса-красавица, княгиня, помоги мне, объедини братьев и сестер своих, вместе одолеете вражину басурманскую!
Задумалась Москва, стала кликать сестриц-красавиц, да братьев - добрых молодцев. Кто откликнулся, кто нет, но собрались родственники, от мала до велика, уши навострили и слушают, что Москва им скажет:
- Братья и сестры мои! Рязань удалая и Новгород великий, Владимир святой и Псков окраинный! Долго нам под игом Сараевым ходить? Должно ли детям русским перед басурманом пресмыкаться? Доколе?
Зароптали все, согласились с Москвою, девицей юной.
И те, кто не убоялся, пошли за ней, на поле (где куликов было видимо-невидимо), плюнули все вместе в глаз Сараю, надавали пинков да подзатыльников – басурман и сбежал, хвост поджав, только пятки босые и сверкают в степи! Не раз он возвращался с местью страшной, в доспехах новых, но не смог он погасить огонь, зажженный в сердце молодой Москвы, ставшей девой-воительницей. И вот, в битве последней, на реке угревой, Сарай даже напасть убоялся и сбежал за земли окраинные.
И стала тогда Москва царить над всеми детьми русскими, мудро и справедливо, но порой самодурственно. И пришел к ней еще один человечек со взглядом острым, потомок того, первого.
- Москва-царица – ты прекрасна! Ты третья после Рима! - молвил он, целую её белую рученьку. Но в глазах его не было любви – лишь жестокость да жажда власти. Грозен был он – привел Москве в полон сестер ее восточных, Казань с Астраханью и заставил Москву в одежды алые облачиться.
Года прошли, ушел грозный человечек за моря, но и после него не было покоя Москве, кошмары мучили ее: и лжецы-самозванцы, и самодуры, и мошкора ляховская. Лишь когда выгнала она смуту всю из сердца своего, лишь тогда она смогла вздохнуть спокойно.
Неспешно потянулись лета, то ссора мелкая, то соль закончилась, то снова сестриц да братцев вражок хилый обижает.
Пришел как к Москве человечек росточку великого, в платье европейское обряженный и молвит:
- Москва! Будь императрицей!
Отказалась Москва, не хотела взор свой на Запад каменный да железный направлять. Обиделся на нее человечек и ушел, сказав напоследок:
- Пока будут мои потомки – не быть тебе главной среди детей русских!
Не обратила внимания на слова эти Москва, не обеспокоилась и аукнулась Москве ее беспечность. Проснулась как-то утром Москва и осознала – что не царица она боле, братец ее младшенький, Петербургом прозванный, императорствовать стал, и к нему теперь взгляды братцев да сестриц обращены. Опечалилась Москва, впала в состояние сонное да апатичное, ушла отдел государственных да научных.
Но слава о ней была так велика, что даже годами позже, когда совсем уже Москва обленилась и осунулась, брат иноземный, Париж французский решил заковать в оковы красавицу русскую. Отказала ему Москва с прежней горячностью, за что и поплатилась. Кинулась сама она в пламя пожаров, чтобы не дошло то пожарище до прочих сестер и братьев, дабы не пострадали они как братец Смоленск. И с этот час смертный, миг последний, вырвал ее из огня человечек небольшой да старенький, с глазом одним, но зато умом дерзким, которого и на двоих сполна будет! Извинился он перед Москвою, за жертву ее ненапрасную и пошел подзатыльнику Парижу отвешивать, забияке французскому.
Долго ли, коротко ли, но излечилась Москва от ожогов черных да страшных, вновь облачилась в платье дворянское.
Лета да зимы летели мимо, да все незаметно, но весть внезапно дошла до Москвы – побит был братец Петербург деревней необразованной – очки разбили, чернила разлили, перья гусиные скомкали и в ухо плюнули.
И пришел к Москве человечек маленький да картавенький, лысенький да с бородкой.
- Москва златоглавая, не быть тебе царицей, так будь всех пролетариев (Во слово-то мудреное!) столицей!
Переодели Москву в одежды рабочие да красную звезду на чело водрузили, а на плечо алый серп с молотом нарисовали.
Семь весен минуло, ушел человечек мудрый за моря, пришел другой, с усами, все трубкой пых-пых! А одежды Москвы все багравели с ним на глазах!
Но вот, когда никто не видал, не слышал и не унюхивал, хулиган-Берлин, немецкий плохиш, захотел поближе с Москвою пообщаться, подвиг Парижа повторит, закабалить красавицу алую в гарем многозвучный да темный. Многих братьев и сестер Москвы он убил и покалечил, морил братца Петербурга (в годы те отзывавшегося на прозвище в честь человечка лысенького да мудренького данное) голодом лютым. И лишь с помощью братика Сталинграда, стоявшего в битве пока не захлебнулся враг кровью своей черной, воспрянула Москва, не покорная и гордая. Освободила сначала земли русские, затем сестер западных: Варшаву и Прагу с Братиславой, и многих-многих других. А затем человечек с трубкой разрубил брата Берлина на две части – одну Москве в дар оставил, вторую одолжил братьям Лондону да Вашингтону, в минуту трудную в стороне не оставшимся. Победа была, великая победа, тяжелая, но заслуженная!
Но ушел за моря усатый человечек и Москва погрустнела. Никто теперь не мог понять ее, и пусть теперь ей жилось хорошо, но скучно. Прошли года, идеи лысенького пропали (даже прозвище у братца Петербурга пропало!) и Москва с грустью упрятала алое платьице подальше в шкаф. Братец Петербург, уже не претендуя на власть, добавил к имени приставку Санкт- и снова уткнулся в книги да сериалы про ментов и бандитов борзых.
Москва, занявшись делами купеческими, золотник свой обогатила, с Вашингтоном заморским милуясь.
И не было бы беды, да несчастье подстерегло. Киев-братец, старшенький да глупенький, и так уже сам по себе жил не тужил, так еще пожировать решил, подговорил братца горного Тбилиси забиякой стать, напасть на братца махонького Сухуми, пока остальные власть имеющие на празднике у братца китайского играются. Вздохнула Москва, видно снова девой-воительницей ей заделаться придется, в доспехи боевые облачится. Не усвоили еще другие дети мира уроки – с Москвою-раскрасавицей шутки плохи. А кто не понял, да с мечом пришел – пусть от него и погибнет. Так было, есть и будет! Азмъ есть Истина русская!
Вот и летописи краткой конец, а кто осилил… Ну, мои соболезнования.
04.03.09
-
-
09.04.2009 в 00:21-
-
09.04.2009 в 15:23Скажи, а ты "Хеталию" когда-нибудь читал?)
-
-
09.04.2009 в 19:11Ipocrita, надо будет предложить это творение проходить на истории в пятом-шестом классе)))
-
-
12.04.2009 в 22:18Стилизация, кстати, качественная.
-
-
12.04.2009 в 22:25Думаю написать на себя же фик с пейрингом Москва/Прага )))
ЗЫ: все еще жду рецензии на "Декаданс".
Прости, что настаиваю))
-
-
12.04.2009 в 22:40Эх, если б я могла из себя что-то связное выдавить... Я ж не критик, я читатель... Мне либо нравится, либо не нравится...
-
-
12.04.2009 в 22:42-
-
13.04.2009 в 13:00Ладно, попробую)