Устал...
Валентин Демидов
Илья Данишевский
Праздник жизни (версия для Рема)
Никогда не мог понять, почему некоторые люди так любят сравнивать себя с песчинками «в великой пустыни мироздания». Ну, как можно так думать, считать себя грязью, пылью?! Но, зато – вечной! А человек не вечен.
Нет, люди – это снежинки. Когда приходит время, они рождаются из облаков, затем, детьми, летают в небесах, а потом, повзрослев, падают на землю, ну а в конце каждого их смертных ждет лишь один итог – стать прахом, той самой пылью. А снег растает, и потекут весенние журчащие ручейки.
Есть в Питере места, которые я стараюсь посетить при каждом моем приезде сюда. Одним из них, к счастью или несчастью, является небольшая кафешка в паре дворов (кварталов, на западный манер) от Невского. Замечательна она тем, что даже после полуночи, пережив долгую тряску в поезде, здесь можно получить кофе с сахаром за 32 рубля и бесплатную улыбку.
На улице темно, лучи солнца не разгоняют чарующую сказку зимнего ночного Петербурга, небеса роняют пушистые белые хлопья снега нерожденных человеческих душ, которые касаются асфальта, превращаясь в грязь под моими каблуками.
Пока я стоял посреди улицы, задумчиво вглядываясь в небо, меня легонько толкнула в плечо миловидная девушка.
-Ой, извините! – прощебетала она, на секунду отвлекшись от мобильного телефона, чтобы затем вновь вернуться к разговору. – Алло, любимый? – услышал я ее удаляющийся голос. – Извини, что разбудила! С праздником тебя! С Днем святого Валентина!
Я, чертыхаясь от одиночества, изливаясь желчью на неоновые вывески профессионального праздника всех влюбленных, двинулся дальше, к своему прибежищу для одинокого путника. Это вам не ощетинившийся неотполированным кафелем «Макдональдс», не «Ростиксы» с их пропахшими курицей салфетками, не дешевые забегаловки, где официантки с полуприкрытым срамом пытаются поймать в свои сети, сплетенные из дырявых колготок богатых папиков, но еще не фешенебельные рестораны с вечно услужливыми швейцарами в лакированных ботинках за двести евро, которые отвесят вам царский поклон, только увидев на вашей одежде знакомые ярлычки «Гуччи» и «Прада». Нет, это место другое, уютное и близкое, в кофейных тонах прокуренное до невозможности. Тут рады всем, даже таким прожженным псам-журналистам, ловящим каждую блоху на шкуре общества, как я. Да, журналисту, одному из тех, кто пытается застукать рыжую примадонну с очередным внукоподобным мужичком.
На удивление ,сегодня здесь было немноголюдно, мне предстояло быть единственным посетителем. Я подошел к барной стойке, за которой сидела бледная девушка в очках и читала какую-то старую потрепанную книжку.
- Вечер добрый! – улыбнулся. – Кофе с молоком.
- Молока нет, - вяло оторвала взгляд от чтива.
- Тогда лед. Отдельно.
Пока она неторопливо выполняла мой заказ, я, прикурив, разглядывал до боли знакомое помещение, где со стен на меня щерились застывшие вне времени Элвисы и Монро. Мой взгляд зацепился за парочку влюбленных, держащих в руках каменное сердце на холсте бумаги…
- Ваш кофе!
- Спасибо, Анечка.
- Ой, а мы знакомы? – удивилась она.
- Бейджик милая, бейджик, - я кивнул в сторону таблички на ее груди.
- Ясно, - в ее глазах погас огонек интереса, и они снова уткнулись в книжку.
Я присел спиной к пустому залу за один из крайних столиков. По левую руку от меня открывался чудесный вид на объятый метелью Питер – тишина, прерываемая лишь редким шелестом перелистываемых страниц, схожих с потрепанными газетенками моей жизни, заголовки – крупные вехи, курсив – мелкие штрихи: «Студент журфака срывает Литературную премию», Молодой ловелас завоевывает сердце дочки главного редактора «Желтухи», «Веселый вдовец уснул мордой в оливье на поминках»…
Хлопнувшая входная дверь вырвала меня из болота воспоминаний, а влетевшие раскрасневшиеся девицы лет четырнадцати-пятнадцати разорвали застоявшуюся тишину кафе, взяли себе пенящуюся колу и устроились прямо за моей спиной, как будто мест других не было!
- Ну да, подруга, Миха – козлина! – долетел до меня голос одной из них, до неприличия громкий.
- Может, денег на телефоне нет? – тихонько прошептала вторая.
- Ага, ты ему еще их положи! – саркастично усмехнулась первая. – Хотел бы поздравить – поздравил бы!
- Это все-таки День святого Валентина, не мог он так жестоко…
Меня даже перекосило. День святого Валентина! Нет, чтобы учиться, дуры малолетние, а у них все любовь в одном месте, кошки мартовские, черт возьми! Все свихнулись от этого поганого праздника – нос на улицу высунешь, сразу забросают дерьмовыми бумажными сердечками, все милуются и обнимаются – вертеп и разврат!
А меж тем…
- Ну, он же такой забывчивый…
- Ха, а имя-то он твое помнит?
А второй будто и не слышит:
- Ну, у него работа, мама еще заболела, Стасика из детсада забрать надо.
- В двенадцать ночи?! А может у этого «Стасика» грудь третьего размера и ноги от ушей?
- Нет что ты, Стасик это его младший брат!
- Да знаю я…
- А может… - пауза. – Самой позвонить?
- Зачем?
- Может, что-то случилось!
- Может, он вообще умер?
- Что, ты серьезно?
- Нет, я тебя подкалываю!
- Тьфу, на тебя!
Я прыснул в кулак и поправил шарф, чтобы не расхохотаться в полный голос. Острый у стервочки язычок!
- Ладно, - примиряюще сказала девушка. – Подождем еще!
- Угу… Я у тебя как с Максом?
- Да ниче так, помаленьку.
- А у вас… Ну это… Было?
- Секс что ли? – сказала громогласная. Даже сидя спиной я почувствовал как другая смущенно покраснела. Да, таких типажностей я давно не встречал, все как у Шекспира – «блудница» и «монашка». – Да, было пару раз. Он и у него похожи - ниже среднего!
- Ну, ты и пошлячка! – то ли восхищенно, то ли раздраженно сказала «монашка». – Ой, телефон вибрирует! – шуршание. – Наверняка это Миша! – вздох разочарования. – Мама… Пишет, чтобы домой шла.
- Что думаешь, подруга?
- Ну, сейчас, сбегаю, носик попудрю и домой.
Девушка прошла мимо меня, оставляя за собой шлейф из дешевеньких духов. А она ничего, похожа на мою жену… Она была такой же невинной… Когда-то…
- Извините, а где… - спросила «монашка» у барменши. Та, не подымая глаз, махнула в сторону туалета.
Трель мобильника «блудницы», столь же неприятная, как и ее голос, ударила по ушам.
- Алло, Миша… Да, все нормально… Что? Да! Задолбала она меня… Рыдает как последняя дура в сортире! Да? На ночь приеду! Мама? Маме сказала, что едем со школой на ночную экскурсию в Эрмитаж. Да, ступила, но она купилась! Ладно, все, она уже идет, пока!
Стук каблучков.
- Кто звонил?
- Да мама, тоже домой зовет. Маша позвонил, написал?
- Нет…
- Как жалко, - фальшиво-тоскливо потянула «блудница».
- Знаешь… Я так рада, что ты со мной… Ты ведь меня не предашь?
- Нет, никогда!
Хлопнула входная дверь и они, завернув за угол, прошли под ручку мимо моего окна. Та, вторая, более накрашенная, хищно подмигнула, завлекая меня искорками вожделения. Вот, они скрываются из вида, дети нового поколения, совсем как тем, изображенные на картине, с каменными сердцами. А на улице темного города все так же падает с холодных безликих небес белый снег нерожденных человеческих душ…
14 февраля 2009 года, Санкт-Петербург.
Илья Данишевский
Праздник жизни (версия для Рема)
Никогда не мог понять, почему некоторые люди так любят сравнивать себя с песчинками «в великой пустыни мироздания». Ну, как можно так думать, считать себя грязью, пылью?! Но, зато – вечной! А человек не вечен.
Нет, люди – это снежинки. Когда приходит время, они рождаются из облаков, затем, детьми, летают в небесах, а потом, повзрослев, падают на землю, ну а в конце каждого их смертных ждет лишь один итог – стать прахом, той самой пылью. А снег растает, и потекут весенние журчащие ручейки.
Есть в Питере места, которые я стараюсь посетить при каждом моем приезде сюда. Одним из них, к счастью или несчастью, является небольшая кафешка в паре дворов (кварталов, на западный манер) от Невского. Замечательна она тем, что даже после полуночи, пережив долгую тряску в поезде, здесь можно получить кофе с сахаром за 32 рубля и бесплатную улыбку.
На улице темно, лучи солнца не разгоняют чарующую сказку зимнего ночного Петербурга, небеса роняют пушистые белые хлопья снега нерожденных человеческих душ, которые касаются асфальта, превращаясь в грязь под моими каблуками.
Пока я стоял посреди улицы, задумчиво вглядываясь в небо, меня легонько толкнула в плечо миловидная девушка.
-Ой, извините! – прощебетала она, на секунду отвлекшись от мобильного телефона, чтобы затем вновь вернуться к разговору. – Алло, любимый? – услышал я ее удаляющийся голос. – Извини, что разбудила! С праздником тебя! С Днем святого Валентина!
Я, чертыхаясь от одиночества, изливаясь желчью на неоновые вывески профессионального праздника всех влюбленных, двинулся дальше, к своему прибежищу для одинокого путника. Это вам не ощетинившийся неотполированным кафелем «Макдональдс», не «Ростиксы» с их пропахшими курицей салфетками, не дешевые забегаловки, где официантки с полуприкрытым срамом пытаются поймать в свои сети, сплетенные из дырявых колготок богатых папиков, но еще не фешенебельные рестораны с вечно услужливыми швейцарами в лакированных ботинках за двести евро, которые отвесят вам царский поклон, только увидев на вашей одежде знакомые ярлычки «Гуччи» и «Прада». Нет, это место другое, уютное и близкое, в кофейных тонах прокуренное до невозможности. Тут рады всем, даже таким прожженным псам-журналистам, ловящим каждую блоху на шкуре общества, как я. Да, журналисту, одному из тех, кто пытается застукать рыжую примадонну с очередным внукоподобным мужичком.
На удивление ,сегодня здесь было немноголюдно, мне предстояло быть единственным посетителем. Я подошел к барной стойке, за которой сидела бледная девушка в очках и читала какую-то старую потрепанную книжку.
- Вечер добрый! – улыбнулся. – Кофе с молоком.
- Молока нет, - вяло оторвала взгляд от чтива.
- Тогда лед. Отдельно.
Пока она неторопливо выполняла мой заказ, я, прикурив, разглядывал до боли знакомое помещение, где со стен на меня щерились застывшие вне времени Элвисы и Монро. Мой взгляд зацепился за парочку влюбленных, держащих в руках каменное сердце на холсте бумаги…
- Ваш кофе!
- Спасибо, Анечка.
- Ой, а мы знакомы? – удивилась она.
- Бейджик милая, бейджик, - я кивнул в сторону таблички на ее груди.
- Ясно, - в ее глазах погас огонек интереса, и они снова уткнулись в книжку.
Я присел спиной к пустому залу за один из крайних столиков. По левую руку от меня открывался чудесный вид на объятый метелью Питер – тишина, прерываемая лишь редким шелестом перелистываемых страниц, схожих с потрепанными газетенками моей жизни, заголовки – крупные вехи, курсив – мелкие штрихи: «Студент журфака срывает Литературную премию», Молодой ловелас завоевывает сердце дочки главного редактора «Желтухи», «Веселый вдовец уснул мордой в оливье на поминках»…
Хлопнувшая входная дверь вырвала меня из болота воспоминаний, а влетевшие раскрасневшиеся девицы лет четырнадцати-пятнадцати разорвали застоявшуюся тишину кафе, взяли себе пенящуюся колу и устроились прямо за моей спиной, как будто мест других не было!
- Ну да, подруга, Миха – козлина! – долетел до меня голос одной из них, до неприличия громкий.
- Может, денег на телефоне нет? – тихонько прошептала вторая.
- Ага, ты ему еще их положи! – саркастично усмехнулась первая. – Хотел бы поздравить – поздравил бы!
- Это все-таки День святого Валентина, не мог он так жестоко…
Меня даже перекосило. День святого Валентина! Нет, чтобы учиться, дуры малолетние, а у них все любовь в одном месте, кошки мартовские, черт возьми! Все свихнулись от этого поганого праздника – нос на улицу высунешь, сразу забросают дерьмовыми бумажными сердечками, все милуются и обнимаются – вертеп и разврат!
А меж тем…
- Ну, он же такой забывчивый…
- Ха, а имя-то он твое помнит?
А второй будто и не слышит:
- Ну, у него работа, мама еще заболела, Стасика из детсада забрать надо.
- В двенадцать ночи?! А может у этого «Стасика» грудь третьего размера и ноги от ушей?
- Нет что ты, Стасик это его младший брат!
- Да знаю я…
- А может… - пауза. – Самой позвонить?
- Зачем?
- Может, что-то случилось!
- Может, он вообще умер?
- Что, ты серьезно?
- Нет, я тебя подкалываю!
- Тьфу, на тебя!
Я прыснул в кулак и поправил шарф, чтобы не расхохотаться в полный голос. Острый у стервочки язычок!
- Ладно, - примиряюще сказала девушка. – Подождем еще!
- Угу… Я у тебя как с Максом?
- Да ниче так, помаленьку.
- А у вас… Ну это… Было?
- Секс что ли? – сказала громогласная. Даже сидя спиной я почувствовал как другая смущенно покраснела. Да, таких типажностей я давно не встречал, все как у Шекспира – «блудница» и «монашка». – Да, было пару раз. Он и у него похожи - ниже среднего!
- Ну, ты и пошлячка! – то ли восхищенно, то ли раздраженно сказала «монашка». – Ой, телефон вибрирует! – шуршание. – Наверняка это Миша! – вздох разочарования. – Мама… Пишет, чтобы домой шла.
- Что думаешь, подруга?
- Ну, сейчас, сбегаю, носик попудрю и домой.
Девушка прошла мимо меня, оставляя за собой шлейф из дешевеньких духов. А она ничего, похожа на мою жену… Она была такой же невинной… Когда-то…
- Извините, а где… - спросила «монашка» у барменши. Та, не подымая глаз, махнула в сторону туалета.
Трель мобильника «блудницы», столь же неприятная, как и ее голос, ударила по ушам.
- Алло, Миша… Да, все нормально… Что? Да! Задолбала она меня… Рыдает как последняя дура в сортире! Да? На ночь приеду! Мама? Маме сказала, что едем со школой на ночную экскурсию в Эрмитаж. Да, ступила, но она купилась! Ладно, все, она уже идет, пока!
Стук каблучков.
- Кто звонил?
- Да мама, тоже домой зовет. Маша позвонил, написал?
- Нет…
- Как жалко, - фальшиво-тоскливо потянула «блудница».
- Знаешь… Я так рада, что ты со мной… Ты ведь меня не предашь?
- Нет, никогда!
Хлопнула входная дверь и они, завернув за угол, прошли под ручку мимо моего окна. Та, вторая, более накрашенная, хищно подмигнула, завлекая меня искорками вожделения. Вот, они скрываются из вида, дети нового поколения, совсем как тем, изображенные на картине, с каменными сердцами. А на улице темного города все так же падает с холодных безликих небес белый снег нерожденных человеческих душ…
14 февраля 2009 года, Санкт-Петербург.